Обнаруживается одна особенность: если в XVI веке государство защищало и оберегало Церковь от ересей и внутриконфессиональных коллизий, то в годы Смуты, наоборот, Церковь спасала государство от доморощенных предателей и внешних врагов.
Эту историческую миссию Православной Церкви олицетворял патриарх Гермоген. Несмотря на смертельные угрозы, Святейший отказался подписать грамоту на имя короля Сигизмунда III, отдававшую московский престол в польские руки. Гермоген не поставил своё имя и под боярской грамотой, повелевавшей сдать Смоленск интервентам. Тем самым определил позицию русского посольства, ведшего переговоры с поляками. Возглавлявшие его митрополит Филарет и князь Василий Голицын сопроводили свой отказ словами: «Изначала у нас в Русском государстве при прежних великих государях так повелось: если великие государственные или земские дела начнутся, то великие государи наши призывали к себе на собор патриархов, митрополитов и архиепископов и с ними о всяких делах советовались, без их совета ничего не приговаривалось, и почитают государи наши патриархов великою честью, встречают их и провожают и место им сделано с государями рядом; так у нас честны патриархи, а до них были митрополиты; теперь мы стали безгосударны, и патриарх у нас человек начальный, без патриарха теперь о таком великом деле советовать непригоже. Когда мы на Москве были, то без патриархова ведома никакого дела бояре не делывали, обо всём с ним советовались, и отпускал нас патриарх вместе с боярами… да и в верющих грамотах, в наказе, и во всяких делах в начале писан у нас патриарх, и потому нам теперь без патриарховых грамот по одним боярским нельзя делать». В этих словах послов схвачена суть русской симфонии церковной и светской властей, на чем зиждилось Московское государство.
Патриарх Гермоген воззвал к борьбе против иноземных захватчиков. Русь всколыхнулась и всей силой своей навалилась на врагов. Можно только дивиться тому, что «главный двигатель этого восстания, начальный человек в государстве в безгосударное время, находился в Москве; то был патриарх, по мановению которого во имя веры вставала и собиралась земля» (С. М. Соловьёв). Люди, вставшие за Отечество и Веру, находили здесь чудо, в котором «Бог обнаруживает русскому народу свою волю». Патриарх Гермоген, замученный в темнице (в феврале 1611-го), положил жизнь на алтарь Отечества и доказал, что Русская Православная Церковь верна Святорусскому царству, что была и остаётся его вторым после государства крылом.
И в последующие годы она крепила русскую государственность, расшатанную в период Смуты. Яркий пример – деятельность патриарха Филарета, много сделавшего для восстановления самодержавной власти в России. Сын его, юный Михаил, избранный на царство Земским Собором, был кротким, мягкосердечным, самодержцем скорее по названию, нежели по существу. Поэтому бояре, окружавшие царя, нередко своевольничали и управляли государством, как хотели. Все переменилось с возвращением Филарета из польского плена, особенно после того, как в июне 1618 года он принял сан патриарха. Филарет, человек твердый и как бы теперь сказали харизматичный, взял в свои руки не только духовную, но и светскую власть. В принципе святейший не вводил ничего сверхъестественного, поскольку и раньше патриархи, а до них митрополиты имели отношение к управлению мирскими делами. Особенность заключалась в широте патриаршей власти. Но она соответствовала историческому моменту, требующему усиления «самодержавства». С такой задачей Михаил, в отличие от Филарета, справиться не мог. Потому патриарх взял на себя её решение. И стал, в сущности, соправителем Михаила. Как и царь, он именуется теперь титулом «Великий государь» вместо традиционного «Великий господин». Все важнейшие царские решения проходят через него. Многие указы и грамоты издаются за двумя подписями – царя и патриарха. Словом, Филарет как глава Православной Церкви оказал большую услугу государству, возрождая и укрепляя самодержавные начала, поколебленные Смутой. Его патриаршество стало наиболее наглядным примером тесного и плодотворного взаимодействия Церкви и государства.
За полвека после Смуты оно полностью восстановило свои силы, стало способно вести активную внутреннюю и внешнюю политику, о чём можно судить по двум важным событиям – Соборному Уложению 1649 года и воссоединению Украины с Россией. Положение же Церкви во второй половине XVII века оставляло желать лучшего. Она переживала кризис, вызванный Расколом. Церковь и государство поменялись, так сказать, местами. Если в послесмутное время, расшатанное государство нуждалось в помощи Православной Церкви, то теперь она, изнуряемая, ослабленная расколом, испытывала аналогичную потребность в содействии. И государство помогало обновлённой Никоном церкви, подвергая жесточайшим репрессиям старообрядцев. Но это не давало нужного эффекта, углубляя раскол среди православных христиан и всё более наполняя его социально-политическим смыслом, трансформирующимрелигиозные противоречия в общественные. В этих условиях самостоятельность Церкви по отношению к государству становилась всё более условной. Оставалось только появиться правителю, пренебрежительно, если не враждебно, настроенному к вековым традициям, чтобы произвести переворот в отношениях Церкви с государством. И такой явился. То был Пётр I, реформировавший Русскую Православную Церковь на протестантский манер.
Произведя чистку русского епископата посредством замены высших иерархов на малороссов, заражённых европейским протестантизмом и потому податливых царским мановениям, Пётр ликвидировал
патриаршество, заменив его Духовной коллегией (Святейшим Правительствующим Синодом), и поставил Церковь не просто в зависимость от светской власти, но, по сути, включил её в государственную структуру. Прежняя «симфония» оказалась нарушенной, церковная организация превратилась в «колесико», «винтик» государственной машины. Началось обмирщение, выхолащивание сакраментального таинства. В конечном счёте, то была борьба против Русской Православной Церкви.
Положение её усугублялось ещё и тем, что при Петре и его преемниках русский престол обступили иностранцы (преимущественно немцы), чуждые государственным традициям России. Да и на самом троне сидели, собственно, те же иноземцы, в лучшем случае равнодушные к святоотеческой старине. Не случайно Екатерина II, едва заняв российский престол, произвела секуляризацию церковных земель, причём вершила она это властью, по её фарисейскому выражению, «данной Нам Богом», забывая, что Богом дана земельная собственность церкви.
Едва ли будет ошибкой сказать, что в императорский период российской истории общественная роль Православной Церкви заметно ослабла. Став орудием, инструментом власти, проводником её политики, она в значительной мере утратила своё прежнее свойство соединительного звена между государством и Народом. В результате начала терять животворное влияние на массы и удаляться от идеи русского «самодержавства», равно и от ее носителя – императора.
Только этим, на мой взгляд, можно объяснить два судьбоносных и прискорбных обстоятельства русской истории начала XX века. Первое: Церковь не смогла умиротворить революционную стихию, направить её в созидательное русло. Второе: Церковь проявила безучастность к падению Российского Самодержавия и трагической судьбе Николая II, хотя в последнем случае она могла воздействовать на Временное Правительство. Более того, Церковь приняла февральский переворот 1917 года. В храмах «стали возглашать «Временному Правительству многая лета!» Как будто временное хотели сделать вечным.… Рассказывали, что один дьячок, вместо «Господи! силою Твоею возвеселится царь» (Псал. XX, 2), начал читать за богослужением: «Господи! силою твоею возвеселится Временное Правительство». Несмотря, однако, на церковные, – едва ли искренние, – молитвы, Временное Правительство не могло рассчитывать не только на долговечность, но и на сравнительную продолжительность…» (Г. И. Шавельский).
Временное Правительство не возражало против восстановления патриаршества в России, но оттягивало избрание патриарха, которое состоялось на Соборе в октябре – ноябре 1917 года, т.е. под занавес старой истории. До того за Церковью присматривали обер-прокурор Синода В. Н. Львов и обер-прокурор Синода, а затем министр по делам вероисповеданий А. В. Карташев.
С приходом к власти большевиков Русская Православная Церковь казалась обречённой на погибель. Одной из ближайших мер нового правительства явилось отделение Церкви от государства, произведённое согласно декрету СНК РСФСР от 23 января (5 февраля) 1918 года. «Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ» декрет объявлял «народным достоянием». Начался конфискационный разбой, сопровождавшийся гонениями верующих, арестами и расстрелами священнослужителей, разрушением и осквернением храмов. Сносу подвергались выдающиеся памятники зодчества, причём национально знаковые.
Об этом не принято сейчас говорить, но окончательное уничтожение церквей прекратил в начале 30-х Сталин. Выписка из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 12 сентября 1933 года свидетельствует: «В период 20-30 годов в Москве и на территории прилегающих районов полностью уничтожено 150 храмов, 300 из них (оставшихся) переоборудованы в заводские цеха, клубы, общежития, тюрьмы, изоляторы и колонии для подростков и беспризорников. Планы архитектурных застроек предусматривают снос более чем 500 оставшихся строений храмов и церквей. На основании изложенного ЦК считает невозможным проектирование застроек за счёт разрушения храмов и церквей, что следует считать памятниками архитектуры древнерусского зодчества. Органы Советской власти и рабоче-крестьянской милиции обязаны принимать меры вплоть до дисциплинарной и партийной ответственности по охране памятников архитектуры древнерусского зодчества». Подпись: Секретарь ЦК И. Сталин. То было частью его общей политики, связанной с построением социализма в СССР. Сталин, если можно так выразиться, «национализировал» Октябрьскую революцию, отказавшись от её экспорта и всемирного переворота, предложив план построения социализма в отдельной стране. Это требовало обращения к национальным истокам, к традициям народов страны, в первую очередь – русского. Необходимо было покончить с нигилистическим отношением к прошлому, организовать изучение и преподавание истории России на новых принципах. Начало этому положило постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 15 мая 1934 года «О преподавании гражданской истории в школах СССР». Тогда были восстановлены исторические факультеты в Московском и Ленинградском университетах. А что касается перемены отношения советского государства к Православию и Русской Церкви, то оно засвидетельствовано постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1936 г., запретившем пьесу Демьяна Бедного «Богатыри», поскольку она «даёт антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа». Пьесу предписывалось «снять с репертуара, как чуждую советскому искусству». Поэтому нельзя согласиться с авторами, говорящими о том, будто Сталин переменил взгляды на Русскую Церковь вынужденно, под давлением неудач в годы войны. По мере усиления своей власти (с начала 30-х годов) он всё откровеннее выражал собственное отношение к Церкви. И оно было положительным. А на исходе 30-х годов Политбюро под председательством Сталина прекратило репрессии против духовенства, признав «нецелесообразным впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей русской православной церкви, преследование верующих» (11 ноября 1939 г.). При этом отменялось «указание товарища Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919 г. за №13666-2 «О борьбе с попами и религией», адресованное пред. ВЧК товарищу Дзержинскому, и все соответствующие инструкции ВЧК–ОГПУ НКВД, касающиеся преследований служителей русской православной Церкви и православно верующих». Отсюда ясно, почему репрессии в отношении духовенства продолжались так долго, и почему Сталин ничего не мог с этим поделать: существовало «указание товарища Ульянова (Ленина)» – непререкаемого вождя и учителя, превратившегося в коммунистическое божество.
4 сентября 1943 года состоялась, как известно, встреча Сталина с иерархами Русской Православной Церкви – митрополитами Сергием, Алексием и Николаем. Результатом её стало возрождение патриаршества и заметное облегчение положения Русской церкви. Любопытный штрих: Сталин спросил: «Как будет называться патриарх?». Митрополит Сергий ответил, что «желательно и правильно принять титул Московского и всея Руси, хотя патриарх Тихон, избранный в 1917 году при Временном Правительстве, назывался «патриархом Московским и всея России». Сталин одобрил предложенный Сергием вариант, подчеркнув тем своё особое отношение к русскому народу и уважение традиций Православной Церкви. Более того – дал согласие на строительство новых храмов и предложил открыть духовную академию и духовные семинарии «во всех епархиях, где это нужно». Было также решено начать издание журнала Московской патриархии.
Русская Церковь переживала подъём: открывались сотни и тысячи церквей, резко возросло количество православных общин, отпущена на свободу подавляющая часть находившегося в тюремном заключении духовенства, прекратились прямые гонения на верующих, ликвидирован образованный в 1925 году «Союз воинствующих безбожников», насаждавший мракобесие под лозунгами нового времени. Последнее десятилетие сталинской эпохи (1943–1953) являлось для Русской Православной Церкви наиболее благоприятным за весь период истории Советского государства.
После смерти Сталина обстановка существенным образом переменилась. Опять началось массовое закрытие приходов и монастырей, страну захлестнула новая волна воинствующего атеизма и антирелигиозной пропаганды. Первый секретарь ЦК КПСС Хрущёв, ерничая, публично говорил, что «Гагарин летал в космос, а Бога там не видел». И обещал народу построить коммунизм, т.е. рай на земле, к 1980 году и заодно показать «последнего попа». Но, как мы знаем, всё кончилось великим конфузом.
Хрущёвский накат на религию мало-помалу пошёл на спад при Брежневе. Тем не менее, все духовные учреждения продолжали находиться под жёстким негласным контролем. Он затрагивал не только Православную Церковь, но и учреждения других конфессий СССР, а также, что важно отметить, религиозные секты, находившиеся под запретом.
«Нет худа без добра», гласит народная мудрость. Государственный контроль над религиозной жизнью, закрытость советского общества оберегали Русскую Православную Церковь от враждебных ей зарубежных сект и псевдохристианских течений. Но с началом горбачёвской перестройки, и особенно во времена Ельцина, под прикрытием «общечеловеческих ценностей», демократии и либерализации в страну ворвались вредоносные религиозные учения и тоталитарные секты, в том числе изуверские, осложнившие положение Русской Церкви, во многом разучившейся бороться с ними. Казалось бы, государственная власть должна была преградить им путь. Но ельцинское государство не только того не сделало, но, напротив, всячески содействовало их деятельности, предоставляя помещения, возможность вести пропаганду и агитацию в прессе, на радио и телевидении, что частично продолжается по сей день.
И все же Православная Церковь крепла, становясь опорой духовности и нравственности для большего и большего числа людей. Наряду с передачей старых храмов строились новые, множились приходы, церкви становились многолюдными, причём и за счет молодёжи, возвращались культовые ценности, изъятые богоборческим большевистским государством. Правда, для некоторой части общества посещение храмов было и пока остаётся не столько потребностью, сколько модой. Но шаг за шагом, к началу 2000-х годов, Православие обрело исконно русское значение духовной сердцевины общества, хранителя вечных добродетелей. Отсюда заметно возросшее общественное и политическое влияние Русской Церкви, следствием чего является начавшееся еще при патриархе Алексии II сближение Церкви и государства. В этом есть объективная потребность жизни нашей страны в современных исторических условиях. И надо сказать, нынешнее руководство Церкви и государства в лице патриарха Кирилла и президента Путина ясно это осознают. Они, как явствует из предпринимаемых ими действий, понимают, что Россия сильна единством Церкви и государства и прилагают немало усилий для укрепления этого союза.
file-rf.ru, ИГОРЬ ФРОЯНОВ
доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного университета
